Ключ Дали

Хорошо удумали древние славяне — праздновать Новый год в начале марта. Истощен организм после зимы донельзя, а тут — бац, праздник! Ни тебе промысла, ни огорода: попивай медовуху, лепешками закусывая, жди солнышка весеннего. И правильно. Ведь полтора тысячелетия минуло, человеки чего только не напридумали, а вот с хандрой предвесенней не справились. Одолевает, проклятущая... Света мало, серости много, погода ушатывает, политики грузят, всякие там хвори сезонные на каждом шагу под¬стерегают. Поэтому на вопрос „как дела?" у знакомых, через одного, имеется емкий ответ: „хреново".

Лично я от такого состояния давно пря¬чусь в кафе „Соло", благо — рядом с ре¬дакцией. Что бы за чашечкой обжигаю¬щего, ароматного, в меру горького, а глав¬ное — самого взаправдашнего кофе, в кучу собраться. И знаете — помогает. Даже не так кофе, как атмосфера. Соляные стены в мерцании минералов, источающие спо¬койствие и мудрость веков, музыка, ко¬торую слышишь только когда слушаешь, люди. Посетители здесь особенные: их всегда немало, но их присутствие незаметно.

Вот свежий пример, только что вошед¬ший мужчина. Заказал чашечку „Оперы" (тоже, к стати, люблю: это классика горького кофе, робуста темной обжарки. Но о сортах и букетах поговорим как-нибудь в другой раз — их, только основных, более двух десятков и я пока не имею ни малейшего представления, от чего отталкиваться в рассказе. Разве что от алфавита. Тогда начнем с „Амадеуса", одного из лучших представителей арабики, и закончим „Ямайкой" — чуть ли не самым редким сортом с фруктовым послевкусием, со¬бираемым на склонах Голубой горы этого сказочного острова. Потом...). Да. Заказал чашечку „Оперы", отключил оба мо¬бильных телефона и... растворился. Он — для меня, поскольку человек в состоя¬нии сомати особого интереса не представляет, а я, наверное, для него, т.к. ценитель „классики" 20 минут просидел с закрытыми глазами. Как-то в прошлый раз, когда я застал в кафе совладельца „соляной пещеры" Дмитрия Задериголову и мы разгово¬рились, я поделился этим своим наблюдением: возможностью здесь побыть одному наедине со всеми.

Следует, наверное, сказать, что Дмитрий Андреевич — практикующий врач, навер¬ное — один из лучших гастроэнтерологов города, но подозреваю, что его познания в традиционной европейской медицине всего лишь часть какого-то общего „вели¬кого медицинского знания". Совершенно неожиданно он спросил — что, по моему мнению, самое страшное в лишении сво¬боды? Я растерялся: тюрьма — она и есть тюрьма, ты изолирован от общества, от близких, от благ цивилизации. В какой-то степени — да. Но для большинства за¬ключенных, хотя и не все это осознают, самым страшным является лишение возможности побыть наедине с собой.

Человек попадает в среду, где его эго вынуждено существовать в общем пространстве и времени. Вот представьте себе, что вы просто несколько лет подряд попросту не можете даже на 3-4 часа в неделю „уйти в себя", что бы никого не видеть и не слы¬шать. А такое желание — вполне нор¬мальное. А относительно степени нашей свободы — просто проанализируйте свой обычный день „от кровати до кровати": сколько минут в нем вы принадлежите исключительно себе? Здесь „камера" побольше, вот и вся разница".

Говорят, что бесконечно долго человек может смотреть на огонь, воду и бухгалтера, который отсчитывает купюры вашей зарплаты. Но с тех самых пор, когда я впер¬вые посетил „Соло", сопоставимое удовольствие нахожу в созерцании соляных глыб, излучающих мягкий свет. Это только кажется, что они статичны: легкий наклон головы — и в кристалле другие грани, иные акценты... Дмитрий Андреевич рассказал, что соль эту, почти 15 тонн, привезли из закарпатского городка Солотвино, и есте¬ственно — не для того, что бы кафе про¬сто выделялось: на вложенные в интерьер деньги соригинальничать можно было бы и круче.

Просто давным-давно польский врач Феликс Бочковский обратил внима¬ние на то, что краковские соледобытчики вообще не страдают заболеваниями органов дыхания, а позже в медицине появи-лось целое лечебно-оздоровительное направление, спелеотерапия. Ну, а врач Дмитрий Задериголова, в Черкассах и в наши дни, просто решил совместить приятное с полезным: предоставить посетителю и кофейное удовольствие, и соляное здоровье.

Последнее, между прочим, ранней весной немаловажно — подцепить вирус в гриппозное время года в любом кафе запросто, а вот в „Соло" такая вероятность практиче¬ски сведена к нулю.

А еще в пещерке много всяких вкус¬ностей и полезностей. Не любите кофе — есть удивительные чайные сборы — и классические, и травяные, есть фруктово- кислородные коктейли. Не слыхали? Весьма любопытная жидкость. Маю того, что вкусная и очень полезная, так еще и организм насыщает не хуже обеда. Навер¬ное, незаменимая штука для тех, кто сбра¬сывает зимние килограммы. А еще детиш¬кам очень нравится — за дальним столиком, пока родители кофейничают, девочка второй стакан допивает. Наверное, сейчас, как в рекламе, предупредит папу, что бы отошел подальше.

По началу, года полтора назад, я удив¬лялся, что в таком оригинальном и уют¬ном кафе напрочь отсутствует алкоголь. Ну не разухабистая пивнуха, понятно, но 20 граммов коньяку к кофейку — не грех? Опять же, посетителей больше, выруч¬ки. Дмитрий Андреевич попытался объ¬яснить, что в какой-то степени целью „Соло" является, если можно так сказать, „воспитание клиента нового типа": чело¬века, способного находить гормоны ра¬дости внутри себя. Из обшения и молча¬ния, из музыки и тишины, из неожидан¬ного мартовского снега и летнего ливня — из всего можно взять то, что дарит радость и умиротворение без допинга. Не совсем я его тогда понял. Бизнес есть бизнес, а это альтруизм какой-то — на кофе далеко не уедешь, а обидно будет, кафе ведь — с из¬юминкой. „Легко быть праведником в монастыре, а ты попробуй среди людей", — подытожил тогда мой собеседник. Во время той, первой беседы, кроме нас в „Соло" был лишь один посетитель. А сейчас — все с точностью до наоборот, свободен только один столик...

Когда Сальвадор Дали переживал малый кризис сюжета, он чаше всего в любое вре¬мя суток уходил... спать. И он бы не был Дали, если бы не „укладывался" весьма оригинально: зажав в пальцах увесистый ключ, плюхался в готическое кресло. А рука с ключом находилась над медным та¬зом: когда сон отключал сознание, пальцы разжимались, и ключ звонко падал в посу¬дину. Художник вскакивал и все, что было сфотографировано мозгом в этот миг, пе¬реносил на холст.

Я не сюрреалист, да и мгновения мне мало. Необходимо минут 20, зато без ключа и таза. „Бариста дарте" допит, время желаемого одиночества истекло. Решение найдено. За кисть, художник!

Максим Майстренко